Как следует из правила п. 1 ст. 1118 Гражданского кодекса РФ (далее — ГК), единственным доступным для гражданина способом распорядиться имуществом на случай смерти является совершение завещания. Пункт 5 ст. 1118 ГК впервые легально закрепил прочно сложившееся в правовой доктрине и правоприменительной практике определение завещания как односторонней сделки.
С момента открытия наследства, то есть с момента смерти, наследодатель навсегда утрачивает способность изменить уже совершенное завещание или совершить новое. Поэтому недействительность завещания представляет собой крайне нежелательное явление с точки зрения его влияния на возможность гражданина распорядиться принадлежащим ему имуществом по своему усмотрению. Отмеченное обстоятельство обуславливает высокую степень актуальности вопросов, связанных с недействительностью завещания. Рассмотрим некоторые из таких вопросов.
Начнем с уже упоминавшегося определения завещания, которое приводится в п. 5 ст. 1118 ГК. В этой норме завещание определяется как односторонняя сделка, которая создает права и обязанности после открытия наследства. Но это определение является не вполне точным. Дело в том, что завещание само по себе вообще не может создавать обязанностей ни до, ни после открытия наследства.
Согласно ст. 155 ГК односторонняя сделка, каковой является и завещание, может создавать обязанности лишь для совершившего ее лица. Для других лиц она может создавать обязанности лишь в случаях, установленных законом либо соглашением с этими лицами. Вряд ли необходимо пояснять, почему завещание не может создавать обязанности для самого завещателя. Но закон не предусматривает и случаев, когда завещание само по себе создавало бы обязанности для других лиц.
Предположение о том, что примерами таких случаев могли бы служить ст. 1134 ГК («Исполнитель завещания») и ст. 1137 ГК («Завещательный отказ»), являлось бы неверным. Конечно, как у исполнителя завещания, так и у наследника, на которого возложено исполнение завещательного отказа, возникают предусмотренные законом обязанности, но для этого совершения завещания недостаточно. Для возникновения таких обязанностей необходимо также совершение каждым из упомянутых лиц односторонней сделки: исполнителем завещания — дачи согласия принять на себя исполнение завещания (п. 1 ст. 1134 ГК), наследником — принятия наследства, поскольку установленная завещательным отказом обязанность исполняется за счет принятого наследства (п. 1 ст. 1137 ГК).
Итак, завещание как таковое никаких обязанностей после открытия наследства создать не может. Что касается прав, то единственное право, которое может создать завещание после открытия наследства, причем, как будет показано ниже, не всегда — это право наследника по завещанию принять наследство.
Воля завещателя при совершении завещания в конечном итоге направлена на создание возможности определения по собственному усмотрению юридической судьбы своего имущества. Но для претворения этой возможности в действительность завещание является необходимым, но не достаточным условием. Необходимы также корреспондирующие с волей завещателя юридические действия других лиц — в приведенных выше примерах это исполнитель завещания и наследник по завещанию.
ГК предусматривает следующие виды основных завещательных распоряжений:
-
- указание наследников (ст. ст. 1119, 1121 ГК);
- определение долей наследников в завещанном имуществе (ст. 1119 ГК);
- лишение наследства всех или части наследников по закону (ст. 1119 ГК);
- завещательный отказ (ст. 1137 ГК);
- завещательное возложение (ст. 1139 ГК). В качестве дополнительного завещательного распоряжения в завещание может быть включено назначение исполнителя завещания (ст. 1134 ГК).
В подавляющем большинстве случаев в завещании указываются наследники. Может ли содержание завещания исчерпываться любым другим из перечисленных основных завещательных распоряжений?
В отношении завещательного отказа по этому вопросу есть прямое указание в законе (ч. 3 п. 1 ст. 1137), которое в порядке аналогии закона, очевидно, применимо и к завещательному возложению на основании п. 1 ст. 6 ГК.
Распоряжение об определении долей наследников в завещанном имуществе с необходимостью требует указания самих наследников, поэтому оно может существовать лишь совместно с таким указанием. Что же касается распоряжения о лишении наследства всех или части наследников по закону, то существующая правоприменительная практика устойчиво исходит из того, что содержание завещания может исчерпываться таким распоряжением и не содержать указания на наследников. Соответствует ли такая практика закону?
С позиций ст. 1119 ГК, раскрывающей понятие свободы завещания, положительный ответ на этот вопрос не вызывает сомнений. Распоряжение о лишении наследства прямо упомянуто в п. 1 ст. 1119 ГК в числе основных завещательных распоряжений, по своему смыслу оно не взаимосвязано с каким-либо другим распоряжением, поэтому прямого запрета для исчерпания завещания таким распоряжением в законе не усматривается.
Однако то определение завещания, которое дается в п. 5 ст. 1118 ГК, дает основания для отрицательного ответа на поставленный вопрос. Как отмечалось выше, согласно п. 5 ст. 1118 ГК завещание является односторонней сделкой, которая создает права и обязанности после открытия наследства.
Отсюда можно сделать вывод о том, что такая односторонняя сделка, которая не создает прав и обязанностей после открытия наследства, не может представлять собой завещание. Но ведь именно такой сделкой является совершение завещания, которое исчерпывается распоряжением о лишении наследства всех или части наследников по закону.
Единственным правовым последствием такого распоряжения оказывается невозможность возникновения у лишенных наследства наследников по закону права на его принятие. То есть такое завещание не порождает не только обязанностей, но и прав, что можно расценивать как противоречие его закону в виде п. 5 ст. 1118 ГК.
Последствием этого противоречия должна была бы явиться недействительность (ничтожность) завещания на основании ст. 168 ГК. Для устранения отмеченных неясностей и противоречий представляется целесообразным внести изменения в п. 5 ст. 1118 ГК, изложив его в следующей редакции: «Завещание является односторонней сделкой, которая создает правовые последствия после открытия наследства».
Перейдем к норме, непосредственно посвященной недействительности завещания — ст. 1131 ГК. Поскольку завещание представляет собой одностороннюю сделку, общие нормы о недействительности сделок применимы к нему постольку, поскольку они не противоречат нормам наследственного права о недействительности завещания и существу этой сделки.
Пункт 1 ст. 1131 ГК является применительно к завещанию аналогом п. 1 ст. 166 ГК и подразделяет недействительные завещания на ничтожные и оспоримые, при этом определения этих видов недействительных завещаний ничем не отличаются от общих определений ничтожных и оспоримых сделок.
Однако существенное различие между ст. 166 и ст. 1131 ГК проявляется в подходе к кругу лиц, которые вправе требовать признания недействительным соответственно оспоримой сделки и оспоримого завещания. Согласно п. 2 ст. 166 ГК требование о признании оспоримой сделки недействительной может быть предъявлено лицами, указанными в ГК, в то время как п. 2 ст. 1131 ГК устанавливает, что завещание может быть признано судом недействительным по иску лица, права или законные интересы которого нарушены этим завещанием. Как отмечается в Определении Конституционного Суда РФ от 17.06.2010 N 882-О-О, ч. 1 п. 2 ст. 1131 ГК, закрепляющая право таких лиц оспорить в суде завещание, направлена на обеспечение их права на судебную защиту.
То есть круг лиц, которые могут требовать признания оспоримого завещания недействительным, существенно шире круга лиц, управомоченных требовать признания оспоримой сделки недействительной. Он практически совпадает с кругом лиц, которые могут требовать судебного признания ничтожного завещания, как и любой другой ничтожной сделки, недействительным и требовать применения последствий его недействительности. Как указывалось выше, единственным правом, которое создает после смерти наследодателя завещание с указанием наследника, является право наследника по завещанию принять наследство.
Следовательно, прямым последствием недействительности завещания является отсутствие у наследника по завещанию права на принятие наследства. Поэтому в случае, если наследство по недействительному завещанию принято не было, указанное последствие является единственным. Совершение после открытия наследства другой односторонней сделки — принятия наследства по недействительному завещанию — влечет ее недействительность на основании ст. 168 ГК (наследство принято при отсутствии права на его принятие), поэтому далее речь может идти уже не о последствиях недействительности завещания, а о последствиях недействительности принятия наследства.
Раздел V ГК не содержит специальных норм, устанавливающих последствия недействительности завещания или недействительности принятия наследства, поэтому к последствиям недействительности завещания, по идее, должны были бы применяться нормы главы 9 ГК о последствиях недействительности сделки. Однако все те основные и дополнительные последствия недействительности сделки, о которых идет речь в главе 9 ГК, применимы к договорам, а не к односторонним сделкам.
Поэтому действительные наследники вправе требовать от лица, принявшего наследство по недействительному завещанию, возврата неосновательного обогащения по правилам главы 60 ГК либо, если предметом наследования является индивидуально-определенная вещь, истребовать ее у незаконного владельца посредством предъявления виндикационного иска (ст. 301 ГК). При этом необходимо учитывать разъяснения, сделанные в совместном Постановлении Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ от 29.04.2010 N 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав».
Так, в п. 34 упомянутого Постановления поясняется, что спор о возврате имущества, вытекающий из договорных отношений или отношений, связанных с применением последствий недействительности сделки, подлежит разрешению в соответствии с законодательством, регулирующим именно эти отношения, и лишь в случаях, когда между лицами отсутствуют такие отношения, спор о возврате имущества собственнику подлежит разрешению по правилам ст. ст. 301, 302 ГК.
Хотя в случае принятия наследства по недействительному завещанию речь идет о последствиях недействительности сделки, но ввиду отсутствия законодательства, определяющего последствия недействительности односторонней сделки, истребование ее у незаконного владельца по правилам ст. 301 ГК представляется вполне обоснованным.
В заключение рассмотрим еще один вопрос, тесно связанный с темой недействительности завещания. Речь идет о правилах толкования завещания, установленных в ст. 1132 ГК. Согласно этой норме при толковании завещания нотариусом, исполнителем завещания или судом принимается во внимание буквальный смысл содержащихся в нем слов и выражений. В случае неясности буквального смысла какого-либо положения завещания он устанавливается путем сопоставления этого положения с другими положениями и смыслом завещания в целом, при этом должно быть обеспечено наиболее полное осуществление предполагаемой воли завещателя.
Таким образом, в ст. 1132 ГК установлены два способа толкования завещания с указанием на субъектов такого толкования (нотариус, исполнитель завещания, суд). Первый (и основной) из указанных в ст. 1132 ГК способов толкования называется буквальным, или грамматическим, способом толкования. При этом способе толкования толкователь завещания принимает во внимание лишь буквальный смысл слов и выражений, которые составляют содержание завещания. Иными словами, законодатель предписывает толкователю исходить из того, что завещатель написал в завещании именно то, что хотел написать, и ничто другое.
Переход к следующему способу толкования — систематическому толкованию, то есть установлению буквального смысла какого-либо положения завещания путем сопоставления этого положения с другими положениями и смыслом завещания в целом, допустим лишь в случае неясности буквального смысла завещания. Это обязывает толкователя мотивировать переход ко второму способу толкования, то есть указать, в чем именно он усмотрел неясность буквального смысла завещания и почему.
Надлежащее исполнение этой обязанности особенно важно при судебном рассмотрении наследственного спора, поскольку отсутствие в мотивировочной части судебного решения обоснования причин перехода суда к систематическому способу толкования не позволяет счесть такое решение обоснованным, что является основанием для его отмены.
Если сравнить ст. 1132 ГК со ст. 431 ГК, в которой установлены правила толкования договора, то существенное различие между этими нормами состоит в том, что в ст. 431 ГК в качестве субъекта толкования указан только суд и в этой норме предусмотрены не два (как в ст. 1132 ГК), а три способа толкования. В ч. 1 ст. 431 ГК говорится о буквальном и систематическом способах толкования, причем их описание и соотношение практически ничем не отличаются от описания и соотношения тех же способов в ст. 1132 ГК.
Однако в ст. 431 ГК предусмотрен еще один способ толкования, который можно назвать историческим. В ч. 2 ст. 431 ГК указывается, что если правила, содержащиеся в ч. 1 этой статьи — буквальный и систематический способы толкования, не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора. При этом должны приниматься во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, установившуюся во взаимных отношениях сторон, обычаи делового оборота, последующее поведение сторон.
Именно ч. 2 ст. 431 ГК позволяет суду при толковании договора выйти за рамки текста договора и принять во внимание иные обстоятельства, в частности, предшествующее договору и последовавшее за заключением договора поведение сторон. В ст. 1132 ГК законодатель не предоставляет аналогичной возможности толкователям завещания. Представляется, что это не случайность.
Законодатель хотел ограничить возможность толкователей принимать во внимание что-либо, кроме текста завещания, и это вполне разумно по отношению к таким субъектам толкования, как нотариус и исполнитель завещания. Однако при таком понимании ст. 1132 ГК возможности исторического толкования оказался лишен и суд, что вряд ли разумно, поскольку при рассмотрении наследственных споров зачастую оказывается необходимым при неясности завещания принимать во внимание ряд обстоятельств, находящихся за рамками его текста, но вместе с тем значимых для понимания его содержания.
Возможное предположение о том, что указанием в ст. 1132 ГК на необходимость обеспечения наиболее полного осуществления предполагаемой воли завещателя законодатель допускает принятие во внимание обстоятельств, находящихся за рамками текста завещания, вряд ли можно было бы счесть обоснованным по следующим соображениям.
Во-первых, это указание сделано в ст. 1132 ГК применительно к систематическому способу толкования, при котором толкователь оперирует только положениями завещания.
Во-вторых, при таком предположении возможность выхода за пределы текста завещания предоставлялась бы не только суду, но также нотариусу и исполнителю завещания, что недопустимо.
Представляется целесообразным внести в ст. 1132 ГК такие изменения и дополнения, в результате которых у нотариуса и исполнителя завещания сохранилась бы возможность применения буквального и систематического способов толкования завещания, а полномочия суда в области толкования завещания оказались бы расширены за счет возможности применения исторического способа толкования.
Автор: А.М. Эрделевский
Телефон: